Лолита — призрак, фантазия или подопытная?

В ХХ веке, в эпоху модернизма, в культуре меняется подход к воплощению творческой идеи. Авторы отказываются от «финализма» в своих произведениях. Они не создают единую, готовую концовку, а творят в сознании людей. Писатели оставляют «пустоты», которые каждый читатель должен заполнить сам. Отсюда возникает отсутствие единого понимания произведения. Это касается и романа «Лолита».

Эту рукопись получил доктор Джон Рэй и представил читателю, о чём сообщается в предисловии. Исповедь — рассказ европейца Гумберта Гумберта. Он совратил 12-летнюю Долорес Гейз, которую называл Лолитой.

Единственный голос в романе принадлежит Гумберту. Такой ход Набоков использовал во многих произведениях. «Как правило, рассказчик этот ненадёжный, он пересочиняет, выдумывает, обманывает читателя, ведёт с ним какую-то игру», — добавляет эксперт. Ни одно из утверждений Гумберта нельзя назвать окончательным и совпадающим с реальностью, отчего у читателя возникает ощущение незавершённости.

«В целом, всё, что происходит в тексте [романа], не то чтобы реально. Там вообще нельзя разделить события на реальные и нереальные. Они все пропущены сквозь призму его сознания, историю Гумберта, автором которой он является», — объясняет Назаренко.

По его словам, Набоков мыслил своего читателя неким «перечитывателем», который не проглатывает книгу целиком, не следит только за фабулой и не обращается к тексту один раз. «Автор любил играть с ним, прятал в произведениях не персонажные сюжеты, а сюжеты авторские, которые скрываются за героями», — заключает эксперт.

Авторство сюжета проявляется не в слове повествователя, а в конструкции, в которой воплощается концепция художника. Человек должен сам найти связь между фрагментами, угадывать смысл использованных автором повествовательных приёмов и выдвигать свои интерпретации текста. Произведение требует сотворчества читателя.

Из чувства незавершённости возникает одна из первых интерпретаций романа, которую предложил советский историк литературы Александр Долинин. Он изложил её в предисловии к одному из первых российских издательств книги и назвал «Бедная Лолита».

По его версии, весь финал — побег Лолиты из больницы с режиссёром Куильти, письмо повзрослевшей девушки, её замужество и беременность, встреча Лолиты и Гумберта спустя несколько лет, убийство Куильти и тюремное заключение — всего лишь плод воображения главного героя.

На самом деле Лолита умерла ещё в больнице. Тогда Гумберт Гумберт ощутил раскаяние и подлинную любовь к ней. Спустя годы он пишет роман, где пересоздаёт события реальной жизни. Гумберт воскрешает героиню и убивает своего двойника — «демона» Куильти — на которого переносит свои грехи — «символическое самоубийство». Это прочтение объясняет, почему Гумберт Гумберт несколько раз заявлял прежде, что никого не убивал, и почему сцена убийства Куильти похожа на фарс.

По мнению Назаренко, такая концовка считается устаревшей и «притянутой за уши». Гумберт в интерпретации Долинина в итоге дорастает до подлинного писателя и приближается к автору. В этом историк оказывается неправ, считает эксперт.

«Персонаж Гумберта — всё-таки абсолютно безнравственное чудовище. Набокова в меньшей степени интересовали морально-духовные проблемы, которые так волновали классиков XIX века. Тем не менее он показывает, что всё-таки этика является основой эстетики. И писателем не может быть такое чудовище», — объясняет он.

В чём точно сходятся многие литературоведы, считает Иван Назаренко, — Гумберт действительно полюбил Лолиту, потеряв её, и раскаялся, что разрушил жизнь девочки.

По словам Назаренко, «последолининские» интерпретации помещают роман в разный контекст. Советский литературовед Наум Лейдерман рассматривал «Лолиту» как роман, пограничный между модернизмом и постмодернизмом. Лолита ориентируется на массовую культуру, стереотипы модных журналов, постмодернизм. Гумберт Гумберт — на высокую литературу и романтизм. Он воплощает модернистское сознание, которое стремится выстроить свою жизнь по законам искусства.

«Им [Гумбертом] движет не столько похоть, сколько романтическое желание выпасть из течения времени и вернуться в рай своего детства. У Набокова детство — это всегда утраченный рай. Это касается не только героев, но и самого автора. В своей автобиографии он о том же пишет», — отмечает Назаренко.

Нимфетки воплощают навеки «заворожённое время», поэтому они так притягивают Гумберта. Свой эстетический проект, эту «переделку жизни» он направляет на Лолиту. В итоге оказывается, что на самом деле чёткой границы между высоким искусством (Гумберт) и массовой культурой (Лолита) нет. Финал романа — признание перед смертью, взрыв любви, в которой нет гармонии.

«Важная мысль, которую Набоков приводит ещё в романе “Дар” — такое построение своей жизни по законам искусства всегда опасно и приводит к катастрофам, как это случилось в истории Гумберта», — добавляет эксперт.

По ещё одной трактовке романа, Лолита не существовала вовсе. Не было и девочки Аннабель Ли. Гумберт полюбил её, когда они оба были детьми, но она умерла от тифа. Именно Аннабель стала идеалом «нимфетки» для героя.

Но так зовут не только её. Аннабель-Ли — лирическая героиня одноимённого стихотворения Эдгара Аллана По, которое он посвятил умершей жене Вирджинии. Они обвенчались, когда ей было 13, а ему 26 — похоже на историю Лолиты и Гумберта.

Некоторые исследователи считали, что герой придумал свою Аннабель-Ли, а после создал Лолиту. «А предшественницы-то у неё были? Как же — были… Больше скажу: и Лолиты бы не оказалось никакой, если бы я не полюбил в одно далёкое лето одну изначальную девочку. В некотором княжестве у моря…», — говорит сам Гумберт в своей «Исповеди», заимствуя последнюю строчку из стиха По.

Несмотря на то, что образы героинь действительно существуют в сознании Гумберта, они не становятся менее реальными, отмечает Назаренко. Здесь проявляется важная для ХХ века проблема отчуждения человека и его сознания от окружающих. Мы не можем «залезть» в голову к другому, его образ определяется нашим восприятием. В случае с Гумбертом сознание героя также опосредовано культурными штампами.

«Если всё — фантомы сознания [Гумберта], то в чём тогда смысл романа? Это как в фильмах: если в финале открывается, что всё герою приснилось. Закономерно задаёшься вопросом: в чём же был смысл увиденного?» — говорит Назаренко.

То же касается образа самого Гумберта. Американский литературовед Джон Уильям Наринс проводит параллели между главным героем и доктором Джоном Рэем, который появляется в предисловии романа. Наринс пытается доказать, что это один и тот же субъект.

«Мне кажется, что его фигура [Джона Рэя] служит авторскому замыслу, проявляющемуся в структуре повествовательной „матрёшки“ [Гумберт — Джон Рэй — Набоков]. Сам писатель ещё в годы европейской эмиграции с иронией относился к разного рода исповедям в литературе, к психиатрам и психоанализу, особенно к Фрейду, и отождествлять автора с Рэем невозможно», — объясняет эксперт.