Хозяйка, тупая ведьма на старом «икс-пятом», строго-настрого запретила заводить животных — из-за этого «мохнатого пиздюка» Серёжа мог лишиться не только жилья, но и залога в десять тысяч.
Тем не менее Серёга купил именно те таблетки, про которые прочитал в статье. В четвёртом классе Серёжа сильно заболел. Мать позвонила в поликлинику. Врачиха, от которой пахло потом и сигаретами, взяла своими когтистыми, дряблыми руками деревянную палочку, которую грубо сунула в больное горло Серёжи, пару раз приложила холодный круг стетоскопа к груди, выписала антибиотики и ушла.
Мать решила не тратить деньги на «химию» и лечила Серёжу чесноком и мёдом.
Сначала ему стало хорошо, а потом очень плохо — Серёжу забрали в ужасную детскую больницу. С тех пор он делал всё, что говорят врачи. Надо — значит надо.
Серёжа злился, очень злился — не на котёнка, нет («он то чё, это я долбоёб»), на себя. Он вообще не понимал, зачем это сделал: «чё, бездомных котов что ли мало?». Ещё одна запара.
— Нахуй мне это нужно? — негромко, с ноткой обиды, сказал Серёга, глядя на коричневую мяукающую коробку.
***
Через пару часов чистый котёнок бегал по квартире: охотился на серёгины ноги. Стоило ему скрыться из поля зрения котёнка, как тот начинал жалобно пищать. Серёжа помыл его, протёр глаза и дал таблетку. А сам всё ещё хотел есть, но больше не злился. Злость, придавленная усталостью, сменилась какой-то апатией.
«Ну хоть хорошее дело сделал», — подумал Серёга.
Он взял котёнка за шкирку и поднёс шприц с молоком. Котёнок сначала отпихивался всеми четырьмя лапами, но, почуяв запах, начал облизывать шприц, схватившись за него передними лапками. Когда шприц опустел, в руке у Серёги был маленький мохнатый бочонок: за мехом он чувствовал крохотные рёбрышки.
«Да толку то, бля, — добавил второй собеседник в голове Серёги. — Ниче не поменял ты. Сколько ща котов на улице дохнет. И людей. Говна столько, что чайной ложкой не вычерпаешь».
Серёжа сел на незастеленный диван и включил телевизор — затем сразу выключил. Босой ногой он почувствовал что-то мягкое. Поставив крохотную лапку на ногу Серёжи, котёнок раскрыл свои маленькие серые глаза и смотрел вертикально вверх, прямо на Серёжу. Котёнка чуть пошатывало — он икал.
— Давай, малой, спать ложись. Я тебе под батареей постелил.
«Малой, — подумал Серёжа. — Буду тебя так звать».
***
Где-то внизу, за холодным льдом окна, «спортивным» глушителем рявкнула машина — Серёжа хотел поставить на свою «чепырку» такой же. Но денег пока не было — в принципе, можно было взять пару дополнительных смен, но Серёжа не хотел напрягаться.
Он ворочался на смятой простыне. Сон всё не шёл. В голове ворочались мысли. Серёже это не нравилось, но выскоблить их ложкой для мороженного (такой круглой, прикольной, Серёжа видел её всего пару раз: в первом классе, когда его отвели в «Баскин Робинс», и в седьмом, когда он позвал туда одноклассницу на свидание) он не мог.
Серёжа вспоминал Дядьвитю. Отца у Серёги не было, мать много работала, поэтому в детстве Серёгу часто оставляли с Дядьвитей — то ли родственником, то ли другом. Он был Милиционером — не мусором, а именно Милиционером.
Однажды они ехали на его красной девятке в Токсово — у Дядьвити там была дача — и увидели на обочине сломанный «Москвич»: седой дед ковырялся под капотом, но, похоже, сделать ничего не мог.
Дядьвитя остановился помочь — они провозились почти до полуночи: только когда опустились сизые летние сумерки, «Москвич», наконец, тронулся. Дядьвитя вообще всегда всем помогал — почему, Серёга не понимал до сих пор.
«Все ж люди. Почему бы не помочь-то».
Малой, карябая обивку, забрался на диван, залез на серёжину грудь и, свернувшись калачиком, начал громко мурчать. Серёжа стаскивал его уже три раза, однако котёнок либо начинал пищать, либо карабкался обратно. Так что в этот раз Серёга решил ничего не делать.
«Не задавить, главное».